Фирсов С. Л. Семинарские волнения в последний период существования самодержавной государственности в России: журнал вологодских семинаристов «Товарищ»

---

Летом 2023 г. мне подарили журнал, который назывался «Товарищ» (то был третий номер за 1907 г.) и имел подзаголовок: «Обще-семинарский журнал. Вологда. Духовная Семинария. 1906/7 уч[ебный] г[од]». Много лет занимаясь историей Православной Российской Церкви эпохи последнего царствования, я, разумеется, заинтересовался подарком. Не сразу я стал его изучать, но, познакомившись с журналом, решил опубликовать, снабдив комментариями. Журнал представляет собой собрание статей и резолюций 3-го Всероссийского общесеминарского съезда, написанных от руки, часто с опечатками и сокращениями, и отпечатанных на гектографе. Формат этого нелегального журнала — 22 см в ширину и 29,5 см в высоту, он отпечатан на обычной бумаге, предназначавшейся для письма. К сожалению, мне не удалось узнать, когда выходили и чему были посвящены два предыдущих выпуска «Товарища» и было ли его продолжение. Однако мне удалось установить, что один из экземпляров третьего номера хранится в Государственном архиве Вологодской области (Ф. № П-3837. Оп. 3. Д. 84А^[1]), но дело до сих пор не оцифровано. В любом случае, полагаю, публикация журнала вполне оправдана, поскольку позволяет лучше понять, как сказывалась революция на жизни отечественных духовных школ, насколько общий кризис поразил и их.

Журнал открывается вступительной статьей, призывавшей семинаристов организовываться в борьбе за «свободную школу в свободном государстве». Далее публиковались резолюции, принятые 3-м Всероссийским общесеминарским съездом, состоявшимся в Москве 25–27 декабря 1906 г., в преддверии созыва II Государственной Думы. Публиковался Устав организованного тогда Общесеминарского союза, а также материалы «Из жизни местных организаций Всероссийского общесеминарского союза» и «Отчет о деятельности представителей семинарской товарищеской библиотеки 1906/1907 года». В последнем разделе журнала («Из беллетристики и т. п.») публиковалась статья неизвестного марксиста «Наказанная нелогичность», в которой критически рассматривалась позиция архимандрита Михаила (Семенова) и так называемых «христианских социалистов». Завершалась она показательным заявлением, гласящим, что «если не все области мысли, то, по крайней мере, общественную науку и общественную этику давно пора очистить от метафизического хламу».

В целом знакомство с текстами, опубликованными в «Товарище», позволяет понять, что степень радикализации учащейся в духовных школах молодежи к тому времени достигла апогея, став ярким показателем кризисности всей системы обучения, существовавшей в Православной Российской Церкви к началу и в начале XX в. Было ли это случайностью или же закономерным результатом «неправильного понимания» священноначалием и руководителями православных духовных школ стоявших тогда задач подготовки будущих пастырей?

Ответ на сей вопрос не может быть однозначно решен, но сама его постановка, безусловно, оправдана. Прежде всего следует вспомнить, что репутацию «рассадника нигилизма» духовные семинарии приобрели еще в эпоху Великих реформ. В 1870-е гг. семинаристы увлеклись народническими и анархическими идеями; дело доходило до распространения антиправительственных изданий среди рабочих и солдат петербургского гарнизона. Тогда же дети священников составляли 17% арестованных за политические преступления. В последующее десятилетие эта цифра снизилась до 14%, но и ее следует признать весьма высокой. Недовольство, приглушенное на время, вновь усилилось в конце XIX в., когда в семинариях стали появляться свои «революционеры». По словам современного исследователя, «семинаристы, как правило, быстро откликались на протестные призывы. В стенах духовных школ “распропагандированные” становились вожаками и начинали вербовку “сочувствующих” из лиц помоложе». Неофитам предлагалась вначале «нелегальная беллетристика» — А. С. Пушкин, Л. Н. Толстой, И. С. Тургенев, Г. И. Успенский, Н. А. Некрасов, Максим Горький. «Затем в ход шли рукописные журнальчики, в которых самими “заговорщиками” писались стишки и статьи. Потом начиналось обсуждение той или иной “идеи”. Так формировался круг “посвященных”».

Т. Г. Леонтьева, чье мнение приведено выше, в связи со сказанным полагает, что преобладающая масса семинаристов состояла не из «революционеров», а из недовольных людей с неуравновешенной психикой, настроения которых, однако, не следует недооценивать, тем более, что «возрастная “дурь” проходила далеко не у всех»^[2].

По моему убеждению, говорить о «возрастной дури», как и о «неуравновешенной психике» можно, но все это следует рассматривать как акцидентальные моменты, не позволяющие нам полностью осознать корни проблемы, связанной с развитием протестного движения в духовных школах. Много писавший о церковной школе В. В. Розанов, анализируя ситуацию, сложившуюся в ней в годы первой российской революции, обращал внимание на то, что постоянное пренебрежение официальной властью — Учебным комитетом — «учебно-воспитательной стороною в средних учебных заведениях и послужило едва ли не главною причиною семинарских “нестроений”, а наконец, и бунтов, начавшихся вовсе не эти два года, <…> но уже лет 8–10 назад и хроническою волною переходивших из епархии в епархию»^[3].

Вспоминая обсуждение вопроса о реформе прихода и открыто заявляя, что идея его организации «была схвачена» духовенством с меркантильной стороны, В. В. Розанов полагал, что семинаристы хорошо знают изречение свт. Тихона Задонского о существовании многих священнослужителей, «которые служат не ради Иисуса, а ради хлеба куса». «Увы, в отравленной атмосфере не растет здоровых растений — вот главный, общий, неуловимый и всюду обоняемый источник “нестроений” в наших семинариях», — писал В. В. Розанов. Он же заключал: «Это какой-то бунт морального отчаяния и одичания». Но что же в таком случае делать? Философ дает свой ответ, заявляя, что «когда церковь почувствует в семинаристах детей своих, когда церковь не на словах скажет, а на деле почувствует, что Христос есть “Глава ее”, и убоится этого… право же, бунты после этого исчезнут»^[4].

Такой призыв, разумеется, можно признать «мечтой идеалиста», не учитывавшего до конца «злобы дня» и полагавшего, что корни проблемы — в «меркантилизации» и в пренебрежении «учебно-воспитательной стороной в средних учебных заведениях». Но В. В. Розанов был достаточно информирован в церковных делах, «чистым идеалистом» его называть не следует. Он прекрасно понимал, что во многом семинарские бунты провоцировала официальная «казенщина», отмечая, что формальное, даже бездушное отношение к церковной службе в семинариях постепенно вытравило «из молоденьких семинаристов всякое уважение и привязанность к ней». Формализм воспитывал цинизм, а для «России, для всего русского народа, конечно, во сто раз хуже иметь нерадивых к своей службе священников, нежели нерадивых в посещении богослужения семинаристов». В. В. Розанов напоминал, что из церковной истории известно, как нерадивые или даже враждебно настроенные к религии и культу легкомысленные юноши в зрелые годы делались великими столпами Церкви и жаркими проповедниками религии, приводя в пример блаженного Августина^[5].

Думается, что пример блаженного Августина хотя и показателен, но не позволяет нам утверждать, что большинство русских «легкомысленных юношей», получивших семинарское образование, впоследствии стали, как некогда он, «жаркими проповедниками религии». В конце концов, следует учитывать и то, что за период с 1860 по 1904 гг., то есть со времен Великих реформ до начала первой российской революции, в семинариях были созданы 14 нелегальных библиотек, издавалось более 20 нелегальных журналов. В тот период семинаристы входили в состав 64 нелегальных организаций, 20 из которых были общеученическими. В семинариях действовало одновременно несколько кружков, что позволяет предположить: нелегальных организаций было значительно больше. Не забудем, что с 1861 по 1904 гг. прошло не менее 39 бунтов, организованных семинаристами^[6]. Комментировать здесь нечего, все понятно и так. То были подлинные «плоды» того самого «формализма», о котором говорил В. В. Розанов и который отмечали многие его современники.

Так, А. Н. Львов, в конце XIX в. занимавший пост директора Синодального архива и Синодальной библиотеки, вспоминая время учебы в Новгородской духовной семинарии, писал: «Когда я учился в семинарии в шестидесятых годах, то у нас тоже старались воспитать религиозность длинными службами и заучиваньем, в виде наказания, псалмов и глав Св. Писания. Результат от этого получался как раз противоположный. Мы предпочитали просидеть всенощную в сквернейшей, грязной и душной сторожке, в бане, в хлебне, в дровах и сортирах, где зябнуть и мокнуть приходилось до костей, и все-таки не шли в церковь. А если инспекция загоняла, то забирались в темные углы, а летом на чердаки, и там происходила игра в карты, курение табаку, чтение книг и т. п. Весь строй семинарской жизни — сухой аскетический и монашеский — не гармонирует с самыми главными и основными требованиями воспитания. В наши духовно-учебные заведения поступают из семей, с которыми воспитанники сохраняют теснейшую связь во все время обучения, и к семейной же жизни они готовятся. Вся эта монашеская обрядность для них не только чужда, но они, естественно, относятся к ней враждебно, как только временно стесняющей их молодые порывы. Воспитывать — не значит убивать живые силы, а давать им только должное направление. Духовники, облеченные властью, внесут только в строй семин[арской] жизни двоевластие, а по отношению к воспитанникам в некоторых случаях деморализацию. Где у нас взять духовников — воспитателей совести и нравственности? Пойдет кумовство, в иных случаях и взяточничество. Частое же хождение к службе по обязанности разовьет в одних ханжество, а в других — религиозный индифферентизм и полное отрицание религии, что мы и видим в 60-х годах»^[7].

Показательное признание, сделанное, заметим, человеком, не растерявшим веры и до конца своих дней служившим в Ведомстве православного исповедания. Давно существовавшую болезнь серьезно не лечили, и она в конце XIX — начале XX в. из хронической фактически стала неизлечимой. Это обстоятельство отмечало и церковное руководство. К примеру, во всеподданнейшем отчете синодального обер-прокурора за 1903–1904 гг. говорилось, что большинство воспитанников духовных семинарий, особенно лучшие из них, оставляют духовное звание, поступая в светские высшие учебные заведения. В отчете указывалось, что из 50–60 выпускников принимает священный сан два-три человека, самое большое — пять. «Следствием этого бывает то, что часто некоторые приходы, особенно беднейшие, не имеют пастырей по 2 и 3 года, как, например, в Черниговской епархии»^[8].

Что касается Вологодской епархии, семинаристы которой в 1907 г. выпустили журнал «Товарищ», там тоже все обстояло не слишком благополучно. Согласно официальным данным, на 1906/07 учебный год в стенах Вологодской духовной семинарии обучалось 479 человек (на начало года), завершили обучение (в конце года) 385, то есть 94 человека были отчислены. Сама цифра показательна, хотя в нее, очевидно, включались и выбывшие по болезни. Большинство семинаристов — 408 человек — по своему социальному статусу принадлежали к духовному сословию, к иным сословиям — 71 человек. В 1907 г. полный курс семинарии завершили 58 человек, из которых лишь восемь пошли на епархиальную службу, три — в духовные академии и два — в университеты. 45 человек избрали для себя иные поприща^[9].       

Приведенные цифры можно рассматривать как приговор существовавшей тогда системе семинарского образования. Вспоминая предреволюционные годы, митрополит Евлогий (Георгиевский) с горечью писал: «Наши духовные семинарии не давали достаточного числа кандидатов — священников. Во многих епархиях отмечался их недостаток; многие семинаристы, особенно в Сибири, не хотели принимать священнического сана. Благовещенская семинария за 10 лет не выпустила ни одного священника; религиозный энтузиазм в семинарии потух, молодежь устремлялась на гражданскую службу, на прииски, в промышленные предприятия»^[10].

Но дело было не только в этом. Тот же митрополит Евлогий, объясняя революционную настроенность семинаристов, говорил, что «она развивалась из ощущений социальной несправедливости, воспринятых в детстве. Забитость, униженное положение отцов сказывались бунтарским протестом в детях». Владыку, по его собственным словам, общение с народом с детских лет привело к сознанию связи его интересов и интересов «наших» (то есть духовного сословия)^[11].

Каково бы ни было это «сознание связи», «революционная настроенность» становилась тем фактом семинарской жизни, не замечать который оказывалось невозможно. Показательно, что, вспоминая прошлое, митрополит Вениамин (Федченков), с 1910 по 1917 гг. проходивший служение на различных церковно-учебных должностях (в Санкт-Петербургской академии — в качестве доцента и инспектора, в Таврической и Тверской духовных семинариях — в качестве ректора) указывал, как именно в семинарии «был втянут», уже с первого класса, «в революцию». В Тамбовской семинарии он учился с 1897 по 1903 гг., то есть непосредственно в предреволюционный период.

«Схема втягивания» была проста, о ней нам приходилось говорить в самом начале настоящей статьи: слушатели старших классов обратили на будущего владыку и на некоторых его однокурсников внимание, здоровались с ними за руку. Внимание льстило. Старшеклассники стали «развивать» семинариста Ивана Федченкова, беседовали с ним на «умные темы», давали книги, которых не было в семинарской библиотеке. Вначале книги Л. Н. Толстого, затем писателей-народников, потом В. Г. Белинского, Д. И. Писарева, Н. А. Добролюбова, Максима Горького, Л. Н. Андреева. Давали читать «Биологию» К. А. Тимирязева, «Происхождение видов» Ч. Дарвина и подобные работы. «До Маркса и Энгельса я не успел дойти, — вспоминал владыка, — но фотографии их у товарища смотрел без особого волнения».

Два года спустя семинаристу Ивану Федченкову сообщили о существовании подпольной библиотеки и даже доверили распространение подпольной литературы среди одноклассников. Избрали членом семинарской подпольной организации, пригласили на собрание, где новообращенный услышал антиправительственные речи и где ему предложили совершить террористические акты, в первую очередь — цареубийство. Федченков пришел в ужас («с той поры революционный пыл мой сразу упал до нуля»). Никакого участия в подпольной деятельности он с тех пор не принимал^[12]. Но само его признание — показательно, как показательно его утверждение, что безбожников среди семинаристов было совсем немного (значит, все-таки были!). «Иное дело, что у нас вообще не было горения духовного, это правда»^[13].

Как бы то ни было, приходится констатировать: утверждение об отсутствии «духовного горения» стало результатом недостаточного внимания к воспитанию будущих пастырей Церкви. Об этом писал и другой православный деятель дореволюционной России, последний протопресвитер русской армии и флота Георгий Иванович Шавельский. Он завершил обучение в Витебской духовной семинарии двенадцатью годами ранее будущего митрополита Вениамина — в 1891 г. Вспоминая минувшее, отец Георгий отмечал, что «преподаватели как будто не ставили себе воспитательской цели»^[14]. Продолжая разговор о временах, проведенных в стенах семинарии, он отмечал: «Инспекторский надзор, усердно следивший, чтобы ученики не уклонялись от посещения уроков, молитв и богослужений, в вечерние часы занимались выучиванием уроков, своевременно и в надлежащем виде возвращались из разрешенных им отпусков, не буйствовали, не безобразничали, не избавлял, конечно, семинарию от разнообразнейших отрицательных эксцессов»^[15].

Протопресвитер признавался: «Все проказы, проделки семинаристов, как и их деяния, “о них же не леть есть глаголати” (лучше не говорить), так же трудно было бы перечислить, как трудно сосчитать на небе звезды, пожалуй. А все же, — продолжал он, — из семинарии выходило немало хороших людей, отличных работников, самоотверженных деятелей». В качестве примера о. Георгий упомянул свой собственный курс: из 31 выпускника более 20 человек вышли девственниками и некурившими, а 25 человек стали священниками^[16].

Получается, что все же треть выпускников явно не соответствовала либо не во всем соответствовала предъявлявшимся к семинаристам требованиям, а среди тех, кто выбрал священническое служение, несколько человек были рукоположены, несмотря на препятствия духовного характера, к которым среди прочего Церковь относит блуд и прелюбодеяние.

Впрочем, возвращаясь к вопросу о кризисе духовной школы и связанными с этим кризисом протестными настроениями и бунтами, отметим, что максимального развития они достигли именно в годы первой российской революции, ознаменовавшейся забастовочными движениями и в светских учебных заведениях. Именно в тот период и состоялись три общесеминарских съезда, материалы/резолюции последнего (разумеется, с некоторыми сокращениями) и были помещены в журнале «Товарищ», публикуемом ниже. Чтобы лучше понять эти материалы, следует сказать несколько слов об этих съездах.

Первый съезд семинаристов состоялся во Владимире 16–19 июня 1905 г. На нем присутствовали делегаты девяти семинарий (Вологодской среди них не было). На съезде решались вопросы о реформировании духовной школы, была составлена общая петиция с проектом преобразований семинарий, изменением их учебных программ и программ женских епархиальных училищ. Тогда же решили создать во Владимире Центральное бюро (ЦБ), члены которого должны были информировать семинаристов о деятельности организации и оповещать семинарии о предстоящих ежегодных съездах. Предполагалось выпускать журнал, конечно же, либерального характера, со статьями по общественным и научным вопросам. В качестве основной формы протеста семинаристы избрали забастовку. «Основные действия» планировалось начать в ноябре-декабре 1905 г., но политические события, имевшие место в России, ускорили ход семинарского движения. Первые волнения начались в сентябре, достигнув апогея в следующем месяце (есть мнение, что на съезде решили объявить забастовку в октябре, предъявив требование лишь о допуске семинаристов в светские вузы)^[17].

В декабре 1905 г. ЦБ общесеминарского союза, находившееся во Владимире, разослало по всем семинариям письма с предложением созвать очередной съезд на святках в Москве. Но по ряду причин осуществить это не удалось. Приглашения ЦБ были отосланы в 31 семинарию лишь 30 января 1906 г. Учащиеся остальных семинарий не были проинформированы по причине отсутствия адресов «и за дальностью расстояния». Съезд состоялся во Владимире, в стенах местной семинарии, 12–13 февраля 1906 г. На нем присутствовали делегаты от 18 семинарий, еще четыре семинарии прислали письма с выражением доверия съезду. Поводом для новой встречи семинаристов послужил приезд во Владимир учащегося Харьковской семинарии, сообщившего, что в его учебном заведении создалась тревожная атмосфера: начались разногласия и среди учащихся, и между семинарской администрацией и городскими властями. По мнению современного исследователя, активисты Харьковской семинарии в сложившейся обстановке не могли повлиять на своих соучеников-семинаристов и призвать их к организации протестных выступлений, опасаясь, что их не поддержат, а семинарское начальство не договорится с гражданскими властями о невмешательстве в дела их учебного заведения.

В любом случае, важнее отметить, что на этом съезде приняли решение создать организацию, которая объединяла бы все семинарии. «Посредством этого союза удалось бы осуществлять помощь пострадавшим товарищам и повсеместными выступлениями оказывать давление на власть». Съезд также принял решение бороться «за свободную школу в свободном государстве». Под «свободной школой» подразумевалась школа, освобожденная от ненужных в учебной программе предметов. Семинаристы-делегаты выступали с призывами об обновлении духовной школы путем изгнания из нее схоластики и «мертвечины». Поднимался и вопрос о борьбе за свержение самодержавия. Одних делегатов волновали школьные проблемы, других — проблемы переустройства государственного строя.

Но все-таки главной целью движения семинаристов оставались преобразования в строе семинарского управления и преподавания. «На заседании съезда решено было, чтобы законодательная и распорядительная власть принадлежала съездам, а исполнительная — центральному и местному бюро. Центральное бюро, как и прежде, должно было оповещать семинарии о деятельности союза. Для этого составлялись хроники семинарской жизни, описывавшие положение дел в отдельных учебных заведениях; в них же помещались статьи из периодической печати по различным семинарским вопросам»^[18].

Публикуемый ниже журнал «Товарищ» содержал в себе не только резолюции 3-го съезда, о котором речь впереди, но и хронику семинарской жизни в России, что можно рассматривать и как выполнение решения 2-го съезда. Как предположение можно высказать и то, что публикация заключительного материала в «Товарище» (статья «Наказанная нелогичность») представляла собой материал, взятый из какой-то марксистской газеты, название и номер которой пока установить не удалось.

Что касается 3-го съезда, специально говорить о принятых на его заседаниях решениях в данном случае не стоит: в «Товарище» они изложены с достаточной полнотой. Следует сказать несколько слов о реакциях на этот съезд, появившихся в «политической, церковно-народной и литературной» газете «Колокол» и в «Богословском вестнике», издававшемся Московской духовной академией, — соответственно, в марте и в мае 1907 г. Статьи, опубликованные в этих изданиях, носили резко обличительный характер по отношению к организаторам и участникам 3-го съезда.

Первым «отреагировал» «Колокол», официальной издательницей которой числилась Ю. А. Скворцова — супруга В. М. Скворцова, православного миссионера, чиновника особых поручений при обер-прокуроре Св. Синода (в бытность К. П. Победоносцева). Редактором газеты был Н. Д. Облеухов — участник право-монархического движения и товарищ председателя Главной палаты Русского народного союза имени Михаила Архангела. В данном случае и без дополнительных объяснений понятно, какие принципы отстаивала эта газета, на страницах которой 24 марта и 29 марта 1907 г. появилась объемистая статья «Гапонизация духовной школы», подписанная неким «Педагогом».

По большому счету, состоявшийся 25–27 декабря 1906 г. съезд стал поводом для правых лишний раз отметить совершенно неудовлетворительное состояние православных духовных школ. Не случайно было выбрано и название статьи, отсылавшее читателей к недавней тогда истории, связанной со священником Георгием Гапоном, «героем-провокатором» 9 января 1905 г. Впрочем, в первой статье, опубликованной в «Колоколе», главным образом обличалась постановка дела в духовных школах. «Если наша духовная школа и всегда-то страдала главным образом от своей неопределенности и двойственности, — писал «Педагог», — то теперь положительно не знаешь, как смотреть на нее и к чему готовить юношей. До IV кл[асса] нужно как будто готовить юношей так, чтобы они пригодились и для университета и для ветеринарии, а после IV класса готовить уже пастыря. Попробуйте-ка, в самом деле, говорить воспитаннику теперь с первых же классов о необходимости религиозных навыков, изучения священных книг, об усердии в богослужении, он вам скажет: мне это не нужно, я не думаю о поповстве»^[19].

Далее автор рассказал о беседе с неназванным ректором одной из духовных семинарий, который с грустью говорил «о том внутреннем мучительном противоречии, которое чувствуется им вследствие полной принципиальной неопределенности духовной школы, на которую по уставу нужно смотреть как на специально пастырскую, а в действительности всей наличностью своих настроений совершенно отрицающую пастырский дух и задачи». Ректор заметил собеседнику, что ученики семинарий «далеко не открытой душой встретили прибавку в некоторых предметах».

Завершалась эта часть статьи горьким признанием: если присмотреться «к настроению школы, к ходу занятий, к этим фактам безобразий, о которых и нынешний год нелестно сообщают газеты, и вы узнаете, принесла ли реформа успокоение. Здесь то же, что и в остальных областях общественной жизни: притихло, может быть, до времени, но внутри разрушительная работа идет». Резюмируя, «Педагог» сообщал читателям, что ему вполне понятна стала беседа с ректором после ознакомления с деятельностью общесеминарского съезда по протоколам его заседаний^[20].

Статья, опубликованная «Педагогом» 27 марта 1907 г. в «Колоколе», и стала первой работой, в которой частично излагались, частично пересказывались материалы и протоколы 3-го съезда. Автор замечал как показательный факт, что открытие съезда было приурочено к рождественским праздникам: «Это пренебрежительное отношение к святости времени и момента не допустимо и в обществе каторжников, пропойц и падших людей <…>. Неужели у этих юношей, на которых как бы почиет дыхание народной молитвы и благотворительности, так огрубели сердца!»^[21]

Патетическое восклицание «Педагога» понятно: для него проведение общесеминарского съезда «будущих Гапончиков» есть показатель полной и окончательной деградации духовной школы, которая рассматривается как рассадник крамолы, а не учебное заведение, призванное воспитывать служителей алтаря. Для доказательства этого тезиса и приводились выдержки из протоколов съезда и его воззвание к «товарищам семинаристам». Поскольку в публикуемом ниже журнале «Товарищ» это воззвание опущено, приведем его по материалам газеты «Колокол». Вот оно: «Свободная школа в свободном государстве! Товарищи! Привет вам от всероссийского обще-семинарского съезда. Съезд завершил ту многолетнюю и кропотливую работу, которая издавна велась семинаристами в целях борьбы с безжизненным школьным режимом (?) (очевидно, вопросительный знак поставлен публикаторами «Колокола». — С. Ф.). На съезде выяснилась невозможность жить при существующем школьном распорядке и поэтому необходима упорная борьба, возможная только при сплоченности. Для этого съезд выработал устав и платформу организации и средства борьбы. Со всем этим вы познакомитесь из протоколов съезда и постараетесь провести в жизнь все постановления съезда. План дан, основания заложены, давайте же, товарищи, строить здание.

Несомненно, жалкие прислужники самодержавно-полицейского режима будут стараться потушить брошенную искру, тогда давайте раздувать ее и когда возгорится пламя, тогда все порождения тьмы полетят в бездну гибели. Да здравствует обще-семинарский союз!» (выделено мной. — С. Ф.)^[22].

Воззвание составлено «в духе времени», да и само обращение «товарищ» дорогого стоит: к концу XIX в. оно стало повсеместным обращением в социалистическом движении. Как и другие социалистические партии, обращение «товарищ» использовали русские социал-демократы всех оттенков. Так что использование этого слова активистами семинарского съезда говорило само за себя.

Разобрав историю, связанную с 3-м съездом, «Педагог» процитировал и составленное делегатами воззвание к «товарищам епархиалкам». Поскольку и это воззвание отсутствует в материалах публикуемого ниже журнала, приведем по «Колоколу» и его: «Товарищи! В настоящий горячий момент, переживаемый нашей страной, революционный народ в лице рабочего пролетариата вступил в последнюю, решительную борьбу с царским самодержавным строем… Прошло время срезать злокачественный нарост — царское самодержавие — с больного организма страны… Услужливые представители этого режима опекают нас на каждом шагу, своими грязными руками залезают в наши души, в наше “святое святых”; они отняли у нас живые науки, заменив их суррогатами вроде Закона Божия»^[23].

Приведя слова воззвания и отметив присутствовавшие в нем злобу, ненависть, презрение и кощунство, «Педагог» заявил, что пастырская школа превратилась в громадную арестантскую роту и реформа сей школе необходима. «Нам представляется непонятным сознательное попустительство церковной власти, чтобы на церковные средства воспитывать будущих Гапонов и Петровых», — резюмировал «Педагог», полагая, что «прекрасно бы могли существовать и семинарии, небольшие по количеству, но строем отвечающие задачам пастырства»^[24]. По-своему автор статьи был прав: как могли воспринимать консервативно настроенные современники, тем более «правые», воззвания, читая которые нельзя было не увидеть перифраз слов «Интернационала», переведенного на русский язык в 1902 г.: «Это есть наш последний и решительный бой»…

Впрочем, мечта «Педагога» оказалась неосуществимой и неосуществленной, хотя говорить, что семинарии вплоть до 1917 г. продолжали «воспитывать будущих Гапонов и Петровых» (имелся в виду известный в начале XX в. и лишенный в 1907 г. священного сана Григорий Спиридонович Петров^[25]), тоже не приходится. К тому же следует помнить, что, несмотря на свою медлительность, Св. Синод все же принял ряд поправок к ненавистному для многих семинаристов Уставу духовных семинарий 1884 г.^[26], приняв соответствующие определения от 8 февраля (№ 675) и от 16–19 августа (4469) 1906 г. С того времени стали обращать более серьезное внимание на воспитательную работу, «причем с индивидуальным, а не с формально-коллективистским подходом, как ранее. Церковные власти стали специально заниматься внеклассной работой, досугом семинаристов»^[27]. Впрочем, это уже другая история, не имеющая прямого отношения к нашей теме.

Возвращаясь к реакции на 3-й общесеминарский съезд, следует отметить, что на него обратил внимание и журнал Московской духовной академии «Богословский вестник», предварив разговор о нем упоминанием об изменении в учебном строе духовных семинарий, пришедшемся на начало 1906/07 учебного года. Тогда определением Св. Синода от 8 февраля 1906 г. богословские науки были отнесены к двум старшим классам, а в младших классах были расширены курсы общеобразовательных предметов и введено обязательное изучение «новых» языков (преимущественно немецкого и французского). О попытке изменить и воспитательный строй духовных семинарий упоминалось выше. Об этом, среди прочего, много писал и автор «Богословского вестника», скрывавшийся за инициалами С. С. Но, по его мнению, «реформа воспитательной части в семинариях оказалась только бумажною». На деле все осталось по-старому, и «распад духовной школы» продолжился в 1906/07 учебном году.

Продолжая развивать этот тезис, автор вспомнил Всероссийский общесеминарский съезд, рассказав историю его созыва и работы. Ряд съездовских текстов был им дословно процитирован, цитировалось (по «Колоколу») и воззвание к воспитанницам епархиальных училищ. В качестве примера кризиса, переживавшегося духовными семинариями, автор привел и протестные воззвания (петиции), составленные в Санкт-Петербургской и Вифанской духовных семинариях, рассказал об эксцессах, случившихся в Новгородской, Саратовской, Рязанской, Костромской, Вятской, Тамбовской, Смоленской, Каменец-Подольской, Калужской, Нижегородской духовных семинариях. «Поповичи бунтуют», — цитировал С. С. консервативного публициста М. О. Меньшикова. Но что же сам он предлагал в качестве «мер оздоровления»?

Прежде чем высказать свои предложения, автор напомнил читателям, что в борьбе с семинарскими беспорядками церковное начальство применяло только два метода: закрытие семинарии и массовое увольнение учеников. «Совершенное закрытие духовных семинарий, конечно, мера сильная, радикальная, — писал С. С. — Она убивает беспорядки в корне. Но прежде, чем принимать радикальные меры к уничтожению захиревшей школы, не поискать ли повнимательнее и поусерднее столь же радикальных мер к ее оздоровлению?»

Далее автор статьи вновь обратился к истории проведения духовно-учебной реформы 1884 г., отметив, что члены Св. Синода не особо вникали в ее суть. Завершая статью, С. С. заявлял: «Многочисленные, ныне еще здравствующие, свидетели реформы 1884 г. могут порассказать, что и семинариям уделено было внимания нисколько не больше, нежели академиям. Что же удивительного в том, что так легко сфабрикованная духовная школа, как дешевая одежонка, ныне рвется и трещит по всем швам?»^[28]

Не будет преувеличением сказать, что и заявления, сделанные на 3-м Всероссийском общесеминарском съезде, С. С. рассматривал как результат совершенно неудовлетворительного состояния системы семинарского образования — не более и не менее. Так ли это было на самом деле?

Вероятно, так и было. Но решить проблему вплоть до 1917 г. не удалось, хотя идеологов и активистов 3-го съезда, равно как и членов Центрального комитета общесеминарского союза, на нем же организованного, удалось достаточно быстро вычислить. «В ночь с 8 на 9 мая 1907 года в Вятке было арестовано 10 человек семинаристов, участников семинарского союза и центрального комитета союза. Захвачены были, видимо, главари, чем семинарской организации нанесен был сильный удар. <…> Одновременно стали раскрываться и местные комитеты семинарского союза»^[29].

Б. В. Титлинов, до революции — профессор Петроградской духовной академии, а после событий 1922 г. — деятельный обновленец, писал, что «выяснить участников 3-го съезда большею частью точно не удалось»^[30]. Их имена до сих пор историкам неизвестны.

Руководители 3-го съезда предполагали, что очередной съезд пройдет в Финляндии, но 4-й съезд так и не состоялся. Возвращаясь к характеристикам советского времени, можно сказать, что тому виной была «столыпинская реакция». Впрочем, и сам Б. В. Титлинов писал, касаясь внешних проявлений семинарского движения, что «они с середины 1908 года пошли на убыль. Полоса семинарских беспорядков и волнений, можно сказать, закончилась первой половиной этого года. Играли здесь роль и разложение общесеминарского союза под влиянием репрессий и мер жандармов, и политическая реакция в стране, и некоторые уступки со стороны монашествующих властей академическим лозунгам семинарского движения»^[31].

Современные историки, занимающиеся изучением протестного движения в духовных школах конца XIX — начала XX в., порой говорят о феномене «бунтующей Церкви». Так, профессор Т. Г. Леонтьева полагает, что имел место парадокс, заключавшийся в необходимости православной вере для своего обновления пережить период внутреннего духовного бунта. Но «ничего подобного не произошло — церковная среда почти автоматически отторгала молодых людей подвижнического склада, направив их в политику. Оставались конформисты, неспособные защитить веру». В результате, по мнению Т. Г. Леонтьевой, «духовная школа была нацелена на “идеологию” застоя, порождала бунтарство или карьеризм. И то, и другое, и третье расходилось с задачей обновления России»^[32].

Думается, все было намного проще: духовная школа не имела никакой «нацеленности» на идеологию, ибо последняя вообще никак не оценивалась вне рамок известной уваровской триады. Быть может, именно в этом и была беда?

Да, воспитанники духовных школ приняли участие в первой российской революции (поскольку желали перемен в своей семинарской жизни). Но революция — это всегда стремление изменить структуру общества, в котором ты живешь. Понимали ли они, что есть «изменение структуры»? Вопрос безответный. С одной стороны, лозунги: «Долой самодержавие!», а с другой — абсолютное непонимание того, что есть «свободное государство» (и, соответственно, что есть в этом государстве «свободная Церковь»). Лозунги в революционную пору завораживают, не давая возможности тем, кто их произносит, понять, где вполне приемлемые требования, вызванные, например, несовершенством системы духовно-учебных заведений, переходят в разряд политических. И это непонимание должно объясняться вовсе не «радикальностью» произносивших, а скорее, их вовлеченностью в «политический круговорот», когда человек сначала говорит, а потом уже пытается понять, что он сказал.

Кроме того, следует учитывать и влияние особенностей социальной и политической структуры позднеимперской России на секуляризацию религиозных ценностей. По справедливому замечанию американского профессора Л. Манчестер, «кастовая замкнутость клира, его ориентация в первую очередь на ценности “не от мира сего”, традиция подчинения государству — все это способствовало тому, что в России носителями социального активизма становились не столько сами священники, сколько их сыновья, уходившие из духовного сословия. Для России не была характерна борьба между Церковью и государством, служившая источником общественно-политических изменений на Западе. То обстоятельство, что носителями современного типа сознания в России становились сыновья клириков, не могло не повлиять на развитие страны в эпоху модернизации»^[33]. Указанное обстоятельство не могло не повлиять и на бурное развитие антиклерикальных и в целом левых настроений в среде русских семинаристов начала XX в.

Обращаясь к нашей теме, следует отметить, что размах «семинарской борьбы» 1905–1907 гг., свидетельствовавший о больших и имевших повсеместный характер проблемах в системе православного семинарского образования, показывал, что не только придерживавшиеся левых взглядов ученики духовных школ, но и большинство семинаристов находились тогда под большим влиянием «улицы», одевшейся в красный цвет. Питомцы семинарий осваивали методы революционной борьбы, переходя от стихийных выступлений к организованным формам (не забывая, впрочем, отправлять «по начальству» разного рода петиции с конкретными претензиями и требованиями^[34]).

Рассуждая о действиях воспитанников православных духовно-учебных заведений эпохи первой российской революции, профессор О. Д. Попова полагает, что общесеминарский съезд конца декабря 1906 г. и попытка организовать бойкот переводных экзаменов стали вершиной этих самых «организованных форм». Это отечественная исследовательница называет «внутренними требованиями», хотя и употребляет фразу об усвоении семинаристами методов революционной борьбы^[35].

Но что такое «методы революционной борьбы», учитывая, что борьба — это схватка двоих, в которой каждый старается осилить другого, деятельность, направленная на преодоление, уничтожение чего-либо? Особенно применительно к православным семинариям? Кто знает, — я не решусь дать определение. В любом случае, методы революционной борьбы предполагают насилие. Оно не есть то, что должно вести к «переменам» в конкретной ситуации (в нашем случае — к исполнению «внутренних» требований семинаристов).

В том-то все и дело! Чтобы понять конкретную тему, следует разобраться с тем, что такое «контекст». В нашем случае «контекст» — это первая российская революция. Соответственно, мы должны пытаться понять мотивацию поступков тех, кого изучаем, исходя из времени, когда они «жили и бузили». Иначе мы приходим к «схеме», включая в нее и восприятие современников, оценивавших прошлое, исходя из своего жизненного опыта, равно как и социальных пертурбаций, органически наложившихся на их «социальное», а порой и «политическое», бытие…

***

Вновь возвратимся, на сей раз окончательно, к журналу «Товарищ». Почему изданный именно в Вологде (и от имени «духовной семинарии») журнал назывался «обще-семинарским»? Почему других журналов — с материалами 3-го общесеминарского съезда — не сохранилось или они до сих пор не были выявлены и опубликованы? Почему вопрос об общесеминарских съездах не стал предметом специального изучения отечественных историков Православной Российской Церкви синодального периода?

На поставленные выше вопросы полноценный ответ дать не получается. Неизвестно, почему именно в Вологде был издан нелегальный журнал, непонятно, издавали его «от имени и по поручению» Общесеминарского союза или же это была местная инициатива вологодских семинаристов. Точно так же трудно найти ответ на вопрос о других журналах с материалами 3-го общесеминарского съезда, поскольку о них мало что известно. Последний вопрос имеет ответ: все дело в недостаточной до сих пор разработке темы среднего духовного образования в России. Обобщающих работ фактически нет, соответственно, нет и отдельных работ по истории общесеминарских съездов^[36].

И тем не менее в последние годы стали появляться специальные труды, позволяющие лучше понять историю Вологодской епархии рубежа XIX–XX столетий и, следовательно, лучше разобраться и в истории семинарских нестроений, пик которых пришелся на 1905–1907 гг. Одним из таких трудов стало диссертационное исследование иеромонаха Ферапонта (Широкова) «Развитие среднего духовного образования в Вологодской епархии во второй половине XIX — начале XX вв.», успешно защищенное в Санкт-Петербургской духовной академии в 2021 г. В 3-й главе диссертации § 3 был посвящен протестным движениям в Вологодской духовной семинарии^[37].

В годы первой российской революции Вологодская семинария переживала весьма непростые времена. В октябре 1905 г. имели место волнения, тогда же на сходке учащиеся заявили о своем желании прекратить занятия — на неопределенный срок. В результате занятия были прекращены, а семинаристы — распущены по домам (педагогическое собрание той же осенью приняло решение о возобновлении занятий с середины января 1906 г.). Но ситуация этим не разрешилась. В начале Великого поста 1906 г. воспитанник семинарии Артемий Шергин изрезал портрет императора, находившийся в семинарском зале, а 19 февраля 1906 г. застрелился. При обыске в его комнате обнаружили записки с революционными лозунгами и с признанием в порче императорского портрета. Единомышленник Шергина, сын сольвычегодского священника Александр Туров, после его смерти подстрекал семинаристов к волнениям и к мести семинарскому начальству, заявляя, что Шергин — жертва режима. Турова уволили, но успокоить учащихся не удалось. Очередной эксцесс произошел 1 мая 1906 г., которое семинаристы хотели торжественно отпраздновать. Администрация не смогла воспрепятствовать этому желанию и вынуждена была распустить их. В тот день произошли столкновения семинаристов с крестьянами, приехавшими в губернскую столицу^[38]. Конфликты следовали один за другим, побороть семинарское бунтарство не удавалось, как не удавалось до конца побороть «революционные настроения» в семинарской среде^[39]. На этом фоне организация издания рукописного (гектографированного) № 3 журнала «Товарищ» (о двух первых нам ничего неизвестно) смотрится вполне объяснимой.

Но были ли вологодские семинаристы приверженцами «революционных кукловодов»? Знакомство с материалами, опубликованными в журнале, позволяет сказать однозначно: были, симпатизируя сторонникам «левых партий» — социал-демократам и эсерам^[40]. Считать ли это социальной аномалией? Полагаю, что так говорить можно, но лишь с учетом «аномальности времени», ибо революция всегда есть варварская форма прогресса, одновременно и «аномалия истории», и феномен социальности, воздействующий на сознание и, соответственно, на поведение современников — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Потому-то появление среди семинаристов значительного числа сторонников революционных изменений необходимо рассматривать как «патологическую закономерность», осознавая, что характерной особенностью эпохи начала XX в. становится появление в их среде двух противоположных групп: в одну входили «те, кто имел своей целью служение Церкви (многие из них после революции встали на путь исповедничества веры)», а в другую — «те, кто стал участником революционного и иных нецерковных движений, цели и задачи которых были прямо противоположными устремлениям церковным»^[41].

У каждого времени есть свои герои и антигерои. Но понять, кто есть кто, полагаю, возможно только тогда, когда революция становится предметом изучения, когда социальная рефлексия оказывается свободной от разного рода идеологических стереотипов, навязанных обществу революционерами-победителями. Знакомясь с журналом «Товарищ» (как, впрочем, и с другими аналогичными источниками по истории революции), все это необходимо иметь в виду.

***

Ниже воспроизводится текст журнала «Товарищ» по гектографированному экземпляру, имеющемуся в моем собрании. Публикация осуществлена с сохранением пунктуации и орфографии оригинала. Границы между страницами обозначаются двумя вертикальными линиями, номера страниц вынесены в маргиналии.

ТОВАРИЩ.

Общесеминарский журнал.

Вологда. Духовная семинария. 1906/7 уч. г.

1907. № 3.

ОРГАНИЗУЙТЕСЬ!..

Настал важный момент в жизни всех семинарий — момент высшего подъема духа, момент ломки вековых устоев средней школы. Задавленные рутинными традициями, обезличенные насилием и произволом, доведенные до крайних границ терпения невыносимыми условиями школьной жизни, семинаристы объявили беспощадную борьбу ненавистному школьному режиму за свои назревшие требования. Эта борьба вспыхнула еще в прошлом году, но она носила характер полной дезорганизованности борцов и поэтому не имела почти никаких результатов. Приведенные прошлогодним опытом к мысли о необходимости строгого единства и согласованности действий, семинаристы поняли, что разрозненных, единичных выступлений недостаточно для того, чтобы раз навсегда покончить с чреватым ненормальностями учебно-воспитательным строем; семинаристы поняли, что для полной победы нужна организованная сплоченная сила, которая кроется в объединении всех семинарий, в прочно организованном Союзе всех семинаристов. Эта идея — идея о необходимости Союза рождена самой жизнью и является носительницей всех насущных требований, стремлений и желаний каждого семинариста. И поэтому неудивительно, что она так быстро усваивается и распространяется, захватывая все большее и большее число сочувствующих и разделяющих ее.

         «…И ширится мощное войско, растет

         Зловеще рокочет, как море.

         Грозным прибоем на приступ идет…»^[42].

         Повсюду слышен боевой клич, зовущий к объединению к планомерной, организованной борьбе с разлагающимся бюрократическим укладом школьной жизни и тот из нас, в ком не заглохли окончательно смелые порывы к СВЕТУ, к СВОБОДЕ и СПРАВЕДЛИВОСТИ, кто не успел еще обратиться в смердящий труп, тот отзовется на этот клич и встанет в ряды ВСЕРОССИЙСКОГО ОБЩЕ-СЕМИНАРСКОГО СОЮЗА, на знамени которого гордо развевается его девиз: «СВОБОДНАЯ ШКОЛА В СВОБОДНОМ ГОСУДАРСТВЕ»^[43].

Свободин

РЕЗОЛЮЦИИ,

принятые 3-м Всероссийским Обще-семинарским Съездом, состоявшимся 25, 26 и 27 декабря 1906 г. в Москве.

Приглашения на Съезд от Центрального Бюро были разосланы в 50 семинарий. Считая невозможным при малом количестве прибывших к 24-му декабря делегатов открыть законное заседание, однако, желая использовать свободное время, 24 декабря устроили частное совещание. На совещании обсуждалось предложение одного из депутатов: допустить на за- || седания Съезда представителя Московской окружной организации Р[оссийской] С[оциал]-Д[емократической] Р[абочей] П[артии]. Предложение принимается. Допущение присутствия на заседаниях представителя П[артии] С[оциалистов]-Р[еволюционеров], если такового предложат делегаты, разделяющие взгляды этой партии, также решается в положительном смысле.

25 декабря. I-е заседание

Вопрос «о допустимости посторонней публики» на заседания Съезда решается отрицательно, не распространяя этого решения на двух хозяев — студентов, которым дается право совещательного голоса.

Намечается такой порядок дня: 1) проверка полномочий делегатов; 2) доклад Ц[ентрального] Бюро о его прошлой деятельности и причинах созыва Съезда; 3) доклады с мест; 4) необходимость и возможность существования Обще-Семинарского Союза; 5) программа Союза; 6) организация; 7) тактика; 8) вопросы текущего момента. Наметив порядок дня заседаний, и проверив делегатские полномочия, Съезд приступил к заслушанию отчета Ц[ентрального] Б[юро] и единогласно принял следующую резолюцию:

«Констатируя непланомерную работу Ц. Б., объясняемую ненормальной постановкой организационного дела почти во всех семинариях, с одной стороны, и неисправным исполнением семинариями возложенных на них Съездом семинаристов 12 февр[аля] 1906 г. обязанностей — с другой^[44], 3-ий Обще-Семинарский Съезд принял на себя долг приискать необходимые меры к устранению всего замеченного. Вместе с тем, принимая во внимание все технические трудности, с которыми сопряжен созыв Съезда, 3-ий Обще-Семинарский Съезд выражает свою признательность Ц. Б. за исправно выполненную им эту трудную роль».

25 декабря. II-е заседание

Слушаются доклады с мест. Общее содержание докладов приблизительно таково: «Констатируя темные стороны семинарской жизни, как то: кутежи, азартные игры и подобные им не рациональные способы развлечения — эти сохранившиеся еще от прошлых времен нежелательные остатки, делегатские доклады с другой стороны ясно рисуют сравнительный подъем культурного развития семинаристов. Последнее является плодом как настойчивой самодеятельности самих семинаристов, так, в особенности, влияния отдельных личностей, которым в силу исключительной энергии удалось в этом отношении опередить своих товарищей. Не менее ясно доклады делегатов указывают и на условия, задерживающие дальнейшее нормальное развитие семинаристов, — это до крайности суженные рамки семинарского образования. Что касается политического развития семинаристов, последнее под влиянием || тех же более сознательных и вперед идущих отдельных личностей за последнее время значительно расширилось, хотя в некоторых семинариях в определенные формы и не вылилось. Как результаты пробудившегося у семинаристов общекультурного и политического самосознания, и как новые проводники освободительных идей и идей социализма в семинарскую среду являются основанные во многих семинариях общеобразовательные и политические кружки. В некоторых семинариях, которые расположены в центрах наибольшего политического развития, под влиянием близости и сношений с местными политическими организациями выделились местные семинарские организации (политич[еские]), насчитывающие в своей среде не один десяток членов. Принимая во внимание царящую теперь всюду реакцию, нужно все же заметить, что общее настроение семинаристов в последние месяцы, во внешних своих проявлениях несколько понизилось».

Вопрос о платформе Союза и его борьбе решается 11[-ю] против 4 [-х] так: «Обсуждая вопрос о платформе и платформе Союза Обще-Сем[инарский] Съезд пришел к такому решению: абсолютное большинство семинаристов, ясно и отчетливо сознавая необходимость переустройства школьной жизни, ставит своей целью достижение свободной школы. Достигнуть указанной цели возможно только упорной борьбой. А борьба требует силы. Признавая, что сила — в единении и сплочении, Съезд счел необходимым выработать текущую платформу, на почве которой объединилось бы возможно большее количество способных к борьбе семинаристов. Такой платформой Съезд признает платформу профессиональную на почве академических требований. Но, ставя себе задачей борьбу за свободу академической жизни, Семинарский Съезд признает, что эта свобода неосуществима без гарантированных свобод — слова, печати, собраний и совести для всех граждан России. В виду этого Союз ставит себе, наряду с профессиональной задачей, общую освободительную борьбу, набирая средством этой борьбы как присоединение к общим боевым выступлениям широких масс революционного народа, так и частичные выступления собственными силами, поскольку не приходится при этих выступлениях идти на политические компромиссы и обращаться к милости самодержавия и его агентов».

25 декабря

4 заседание посвящено обсуждению вопроса об организации Союза. Выработка текста Устава поручено Комиссии из 3-х [человек].

26 декабря. 5 заседание

Принят выработанный Комиссией текст Устава. ||

ВОПРОСЫ ТЕКУЩЕГО МОМЕНТА

I. По вопросу о более льготном поступлении семинаристов в Университет:

«Обще-Семинарский Съезд, изыскивая меры для облегчения доступа в университет, остановился на следующих средствах, имеющихся в руках Съезда: 1) послать мотивированное обращение к совету профессоров с просьбой принять все меры для допущения в Университет семинаристов, окончивших 4-[е] общеобразовательных класса; 2) послать таковое же воззвание к совету старост студентов Университета; 3) вести личные переговоры со студенческими организациями через особоуполномоченных Съездом. При этом Съезд еще раз напоминает и подчеркивает товарищам, что “свободный и беспрепятственный доступ в Университет возможен только при свободной школе”».

II. По вопросу о женских Епархиальных училищах: «необходимо выпустить к товарищам-епархиалкам воззвание с приглашением объединиться последним в Союз и прислать на очередной Обще-Семинарский Съезд своих делегатов».

III. По вопросу о церковном соборе:

«Принимая во внимание, во-первых, что реальные улучшения школьной жизни невозможны в рамках существующего самодержавного строя; во-вторых, — что Церковный Собор, созываемый по почину бюрократии и правительства^[45], будет состоять в большинстве из “во Христе Бозе” жандармствующих попов и монахов и вообще черносотенцев; в-третьих, — что позорно обращаться с петициями и просьбами к подобному собору и ждать от него улучшения школьной жизни — полный абсурд, — Всероссийский Съезд семинаристов постановил игнорировать Церковный собор, но для углубления и для агитации среди товарищей малосознательных, Съезд признает желательным протестами во всевозможных формах демонстрировать перед собором.

В конце заседания присутствующий представитель Московской окружной организации Р. С.-Д.Р.П. высказал пожелание, чтобы и на последующих Съездах присутствовали представители крайних партий^[46] для более тесной связи и знакомств с положением дел, как в семинариях, так и в партиях.

26-го декабря. 6-ое заседание

Разбираются остальные вопросы текущего момента и разное.

Вопрос об отношении к могущим возникнуть Союз[ам] в других учебных заведени[ях]. Решено, что Обще-Семинарский Союз будет завязывать сношения с ними и в моменты революционного подъема вырабатывать по возможности общую тактику, не поступаясь принципами своего Устава. Вопрос об отношении семинаристов к монахам-преподавателям и начальству единогла- || сно решен в смысле вредности монахов и необходимости их удаления всеми возможными средствами, кроме террора. Решается вопрос о выражении от Съезда сочувствия архимандриту Михаилу в форме открытого письма^[47].

РАЗНОЕ:

1) Решено заказать печать.

2) Местная Семинария представляет в Ц[ентральный] К[омитет] два адреса.

3) Для конспирации в исключительных случаях создается шифр, который разослан во все местные организации Ц[ентральным] Комитетом.

24 декабря. 7-е заседание

По вопросу об отношении Обще-Семинарского Съезда к временной Казанской Комиссии единогласно принята следующая резолюция: «Выработав нормальный Устав Всероссийского Союза семинаристов и избрав определенный орган — “Центральный Комитет” — Третий Всероссийский Съезд семинаристов считает поэтому излишним существование каких-либо других центральных органов, как то Временная Казанская Комиссия^[48] и т. п., о чем Ц.К. и должен довести до сведения семинарских организаций».

По вопросу об отношении семинаристов к переходным экзаменам выносится такая резолюция:

«Видя в назначении переходных экзаменов одно из проявлений Синодского давления на семинарии, Съезд высказывается за бойкот экзаменов, который по объявлении Ц. К. должен быть проведен в каждой местной семинарской организации».

УСТАВ ОБЩЕ-СЕМИНАРСКОГО СОЮЗА

1) Задачей Союза является как борьба за свободу средней школы, так и общая борьба за свободу народа.

2) Членами Союза могут быть все воспитанники Дух[овных] Семинарий, сочувствующие задачам Союза и неопозоренные шпионством, предательством и доносами и т. под[обное].

3) Органами Союза являются общие Съезды (очередные и экстраординарные), Центральный Комитет, местные организации и Местные Комитеты.

4) Общие Съезды состоят из представителей всех местных представителей и являются Верховным Органом Союза, постановления которого безусловно обязательны для всех членов Союза.

5) Очередные Съезды созываются раз в год (на рождеств[енских] каникулах) и считаются состоявшимися при тех же условиях.

6) Экстренные Съезды созываются или по постановлению Ц. К., или по требованию 1/2 местн[ой] организации и считаются состоявшимися при тех же организациях.

4) Общие Съезды состоят из представителей всех местных организаций и являются Верховным Органом Союза, постановления которого безусловно обязательны для всех членов Союза.

5) Очередные Съезды созываются раз в год (на рождеств[енских] каникулах) и считаются состоявшим[и]ся, если прибыли на них представители от 1/2 мест[ной] организ[ации].

6) Экстренные Съезды или созываются или по постановлению Ц. К., или по требованию 1/2 местной организ[ации]. и считаются состоявшимися при тех же условиях.

7) Представители на Съезд созываются всеми членами местных организ[аций] по одному из каждой организации.

8) Все решения на Съездах принимаются простым большинством; только для постановлений об исключении из Союза целых организаций требуется не менее 2/3 всех голосов.

Примечание. Съезду предоставляется право исключать и отдельных членов Союза при 2/3 голосов. || 

Центральный и Местный Комитеты

1) Для постоянных сношений и деловой корреспонденции учреждается Ц. К., который имеет только некоторые функции исполнительной власти — функции справочной службы и функции Обще-Семинарских Съездов.

2) В критических случаях крайне обостренного момента, когда для успеха обще-семинарского освободительного движения является неотложная нужда в столь экстренной мере, что для проведения ее обычным законодательным путем через посредство созыва обще-семинарского съезда Центральный Комитет не имеет времени, то Ц. К. имеет право законодательного почина на издании обязательных для всех семинарских организаций практических постановлений.

3) Обязанности Ц. К. возлагаются на Местный Комитет какой-либо местной семинарской организации.

4) Правомочие и местопребывание Ц. К. определяются на обще-семинар[ских] делегатских съездах.

5) Ц. К. посылает от себя вместе с делегатом уполномоченного для представления съезду отчета и разъяснений за истекший срок своей деятельности. Этот уполномоченный от Ц. К. не имеет права решающего голоса и присутствует только с совещательным.

6) Ц. К. выпускает ежемесячно и рассылает в каждую из организованных семинарий бюллетень с текущими сообщениями о положении дел во всех местных организациях. В виду этого каждая семинария представляет от своего Комитета корреспонденции хроникарского характера.

7) Кроме Ц. К. существуют еще Местные Комитеты при каждой семинарии. Их назначение заключается в поддержке и направлении семинарского освободительного движения в строгом соответствии с выработанными на съезде началами.

8) В тех семинариях, в которых возможна широкая демократическая организация выборов членов комитета и безопасное его функционирование, Комитет представляет из себя выборное представительное учреждение. Там же, где такая демократическая постановка дела невозможна, Местный Комитет носит инициаторский характер и состоит из членов, самостоятельно определивших свое в нем участие для того, чтобы послужить делу освобождения школы.

Отдел о материальных средствах Ц. К.

1) Для обеспечения Ц. К. в отношении материальных средств по ведению обще-семинарских дел каждой организованной семинарией отчисляется в пользу Ц. К. 25% своего организационного дохода.

2) Организационный доход составляется как из членских взносов, так из случайных пожертвований.

3) Минимум членского взноса устанавливается в количестве 1 р. в год — по 50 к. в полугодие.

4) Семинарским организациям вменяется в обязанность аккуратно присылать в Ц. К. установленные отчисления. ||

Касса взаимопомощи

1) При Ц. К. существует обще-семинарская касса взаимопомощи.

2) В кассу взаимопомощи каждой организованной семинарией отчисляется 25% своего организационного дохода.

3) Касса взаимопомощи обслуживает прежде всего нужды семинаристов, пострадавших за дело Союза, а затем, при наличности средств, и остальных нуждающихся членов Союза.

4) С кассой взаимопомощи имеет сношение только местный Семинарский Комитет, чрез который и направляются в кассу Ц. К. прошения и заявления о помощи.

5) Необходимым условием оказания помощи из средств кассы взаимопомощи должно быть мнение по этому вопросу М[естного] К[омитета] семинарии, под ведением которого находится проситель.

Выдержки из протоколов Съезда по вопросам тактики

«Съезд находит, во 1-х, что чисто академическая борьба имеет в виду главным образом защиту уже существующих прав при посягательствах на них со стороны начальства; во 2-х, что семинарский Союз при всеобщих политических выступлениях должен идти рука об руку с крайними левыми партиями; в 3-х, что всякие попытки черносотенной агитации со стороны духовенства, или от его имени, должны встречаться Союзом резко мотивированным протестом; в 4-х, что Союз всячески должен содействовать крайним левым партиям при их работе в стенах семинарии (организ[ованных] кружков, библиотек, лекций, собраний, распространением литературы и т. д.); в 5-х, что при наступающих выборах в Государственную Думу^[49] Союз должен принять широкое и деятельное участие в распространении воззваний от своего имени и от имени местных организаций в пользу выставляемых Р.С.-Д.Р.П. и П.С.-Р. кандидатов. Мотивом поддержки этих кандидатов должна быть выставлена, между прочим, невозможность добиться существенного улучшения семинарского быта ни от настоящего правительства, ни от средних партий^[50], отказывающихся от решительной борьбы с существующим полицейско-бюрократическим строем. Для проведения в жизнь последнего пункта Ц. К[омитет]у. должно быть представлено право издания воззваний от имени всего Союза.

Из жизни местных организаций Всероссийского Обще-Семинарского Союза

Ц. К. завязаны отношения с 36-ю семинариями. По полученным Ц. К. сведениям, везде на местах идет усиленная организационная работа. При той неорганизованности и разобщенности, которая являлась до самого последнего времени характерной чертой семинарской жизни, попытки организовать массу встречают много препятствий. Но препятствия, как видно из || сообщений, не только не роняют энергию наиболее сознательных товарищей, а напротив придают им новые силы, и организация молодого Семинарского Союза идет вперед.

I

Смоленск. Смоленская организация охватывает 112 человек. Благодаря тому, что Смоленская семинария имела на 3-м Всероссийском Обще-Семинарском Съезде своего делегата, в ней дело организации наладилось сразу, несмотря на то, что в самом же начале была неудача: посланные туда Ц. К. гектографированные протоколы съезда были перехвачены инспектором. Хотя этот инцидент и сделал небольшой переполох, но кончился благоприятно: протоколы были переданы для прочтения их адресату и этим были возвращены охранителям одни лоскутки. Настоящее настроение воспитанников сравнительно с настроением до святок^[51] гораздо повышеннее. Заметны проблески самосознания. Причина подъема духа — Обще-Семинарский Съезд. За январь месяц вышел № 1 журнала «Обновление»^[52]. Организацией выбран Местный Комитет. При семинарии существует КАССА ВЗАИМОПОМОЩИ. Послано пострадавшим новгородским товарищам 12 рублей. Уплачены членские взносы в кассу Ц[ентрального] Комитета.

II

Тула. Существует организация в 60 чел[овек]. Уплачены членские взносы в кассу Ц. К.

III

Тамбов. 17 января из Тамбовской организации Ц. К[омитет]ом была получена телеграмма, извещавшая о происшедшем там несчастии, но какого рода это несчастье, из ее содержания не было видно. Через несколько дней получилось шифрованное письмо. Оно объясняло бывшую телеграмму так: протоколы Съезда, посланные Ц. К., попали в руки семинарской администрации. Этот факт внушил тамбовским товарищам большие опасения: «не сообщался ли в протоколах адрес Ц. К.?». Но опасения товарищей были напрасны: адреса не было. Неудача с пересылкой протоколов повлекла за собой значительную задержку в сношениях Ц. К. с тамбовской организацией, но в настоящее время установлен новый адрес и сношения возобновились.

IV

Вифания. Сорганизовано 80 человек. Уплачены членские взносы в кассу Ц. К.

V

Москва. Московским товарищам приходится жить при исключительно стеснительных условиях. Объясняется это в значительной степени близостью семинарии к высшей духовной бюрократии и давлением этой последней на семинарское начальство. Стеснения и произвол все же не помешали товарищам сорганизовать из себя местную организацию Союза в 60 чел[овек]. Вновь созданной организации пришлось пережить трудное время. Ответственность и кара Всеросс[ийского] семинарского начальства за организации последнего Съезда пока обрушилась || всецело на Московскую семинарию. Ректор семинарии^[53] получает от инспекторов других семинарий упреки за распущенность воспитанников и допущение семинарского Съезда в Москве. Вследствие желания ректора оправдаться перед высшими сферами и перед своими коллегами в Московской семинарии началась «чистка». Организация разгромлена. Комитет уволен. Провал на массу подействовал угнетающе. В настоящее время наиболее энергичные и мужественные товарищи напрягают все силы на то, чтобы возобновить организацию и сношения с Ц. К. не прерываются.

VI

Воронеж. Адреса Воронеж[ской] семинарии в Ц. К. не было и поэтому сношения не завязывались. Воронежские товарищи, очевидно, имели адрес Московской семинарии и письмом туда просили сообщить им результаты Съезда. Из Москвы письмо Воронеж[ских] товарищей с печатью «Воронеж[ского] Ком[итета] Союза семинаристов» прислано из Москвы в Ц. К. Из данного письма выяснилось, что в Воронеже местная организация Союза существует и функционирует как таковая. Сношения Ц. К. с Воронежской организацией теперь завязаны.

VII

Новгород. Сорганизовалась местная организация Союза в 100 человек. Уплачены членские взносы в кассу Ц. К.

VIII

Ярославль. На 3-м Всероссийском Обще-Семинарском Съезде по вопросу о платформе Союза ярославским делегатом от имени своей семинарии была вынесена особая резолюция, признающая целесообразным только политический, — партийный Союз. Резолюция отвергнута, но ярославские товарищи остались при своем мнении и к существующем Всеросс[ийскому] Обще-Семинарскому Союзу относятся отрицательно. Организации нет.

IX

Владимир. Из Владимирской семинарии Ц. К. получено только одно письмо, в котором Совет 32-х объясняет упорное молчание «несколькими важными событиями, которые захватили внимание всей семинарии».

X

Вятка. Вятские товарищи давно уже завоевали такие элементарные права, как право сходок и свободного слова. Благодаря такому положению дел, пропаганда идей Союза была поставлена широко и, как результат этого, создалась довольно сильная местная организация Союза, охватывающая 327 человек. Центральному Комитету органом местной организации представлены: за январь месяц отчеты и Устав местной организации, которые для более подробного ознакомления иногородним организациям прилагаются при хронике. Членские взносы в кассу Ц. К. уплачены.

_______ . _______

Ц. К.

1907 года

31 января. ||

Отчет о деятельности представителей Семинарской товарищеской библиотеки 1906/7 уч[ебного] года

Прежде всего, товарищи, осмелюсь доложить — напомнить несколькими словами — прошлое нашей товарищеской библиотеки. Товарищеская библиотека начала свое существование очень недавно, а именно в 1902/3 уч[ебном] г[оду] трудами нескольких сознательных товарищей — воспитанников 6 кл[асса]. В первое время состав библиотеки ограничивался только несколькими сочинениями Писарева и Добролюбова (по крайней мере, только собранное до нашего времени). Но начало было сделано и только требовалось сочувствие и энергия, чтоб она процветала. Однако следующие курсы не давали таких энергичных работников, которые могли бы что-н[ибудь] сделать для библиотеки. Даже явились такие личности (напр[имер], говорят, Н. К., конч[ивший] в 1904/05 г.), которые деньгами, собранными на окончании курса в пользу библиотеки, пользовались для своих нужд. Вообще за это время, как приходилось слышать, библиотека, кроме 2-х или 3-х чел[овек] никому не была известна и ею никто не пользовался. Только в начале 1905/06 уч[ебного] г[ода] кружок товарищей обратил внимание на это сокровище и поставил своей целью организовать и расширить состав библиотеки. Этот кружок состоял из 9 ч[елове]к (преимущественно из старших классов), к[ото]рые ежемесячными денежными взносами (первоначально шедшими на переплет истрепанных книг, а затем на пополнение библиотеки новыми книгами) сделали возможным пользование книгами из этой библиотеки. С этого времени библиотека все более и более становится известною воспитанникам и всякий желающий имеет возможность достать книги. В 1904 уч[ебном] г[оду] библиотека становится еще более популярною, представителями ее являются не конспиративный кружок воспитанников, а выборные делегаты от каждого класса.

         В начале 1906/7 уч[ебного] [год]а в пользу товарищеской библиотеки был по всем классам произведен сбор.

         По подсчету оказалось:

         От VI класс[а] __________ 6 р. 55 к.

         – V – ___________________ 4 [р.] 70 [к.]

         – IV-I ___________________ 5 [р.] 12 [к.]

         – IV-II___________________ 5 [р.] 11 [к.]

         – III-I ___________________ 2 [р.] 11 [к.]

         – III-II___________________ 3 [р.] 47 [к.]

         – II-II ___________________ 3 [р.] 25 [к.]

         – II-III___________________ 45 [к.]

         ___________________________________

         Итого 30 руб. 76 коп.

        

От классов же II-1, I-1, I-2, 1-3, никакого сбора в пользу библиот[еки] не поступало. Не хочется думать, чтоб в этом случае товарищи означенных классов поступали из сознания ненужности библиотеки, а равно не хочется думать, чтоб они в принципе отвергали всякое значение товарищеской библиотеки. Будем надеяться, что товарищи означенных классов поймут свою ошибку и при удобном случае внесут каждый по возможности свою лепту. Собранные деньги в количестве 30 р. 76 [к.] всецело пошли на приобретение и переплет новых книг. Были приобретены следующие книги:

         Из оков к свободе^[54] ______________________________ 50 к.

         Сборник «Знания» кн[ига] 9-я^[55] ____________________ 70 [к.]

         Кому принадлежит будущее^[56] ______________________ 20 [к.]

         10 том[ник] Чернышевского^[57] ______________________15 р.

         Библиотека для самообразов[ания] 1906 г.^[58] __________ 4 р.

         История литературы XIX в. Соловьёва^[59] _____________ 1 [р.] 90 к.

         I том Крапоткина^[60] _______________________________ 90 [к]

         _________________________________________________________

         Итого 23 р. 20 [к.]

         Остальные же деньги в количестве 4 р. 56 к. пошли на переплет книг, вновь приобретенных ||

         Переплет: 

         Соч[инения] Чернышевского

         Истор[ия] Соловьёва _____________________________ 4 р. 55 к.

         Крапоткина

         4 кн[иги] для самообразования ____________________80 [к.]

         Сборник «Знания» _______________________________18 [к.]

         6 книг разнообразн[ого] содержания________________ на 20 [к.] [каждая книга]

         4 [книги разнообразного содержания] ______________ 70 [к.]

         Перевод ________________________________________ 15 [к.]

         _________________________________________________________

         Итого 7 р. 58 к.

        

Таким образом, все деньги, собранные в это отчетное полугодие, были целесообразно израсходованы. К концу этого полугодия товарищ[еская] библиотека имела уже очень солидный состав книг — в количестве 58 том[ов] важнейших русских писателей, запрещенных в семинарии как нелегальных. Никогда так успешно не функционировала товарищеская библиотека (в смысле распространения среди воспитанников) как в это отчетное полугодие. Читающих была масса, особенно большой спрос был на сочинения Писарева, Добролюбова и Герцена. Не такой популярностью пользовались сочинения Чернышевского и Михайловского; однако это нисколько не свидетельствует, что приобретение их для библиотеки бесполезно. Сочинения Чернышевского и Михайловского не менее важны, чем соч[инения] Писарева, Герцена и Добролюбова, и нужно думать, что и они в скором времени войдут во вкус массы. Не менее охотно читались (особенно младшими классами) сборники брошюр на общественно-политические темы. Вообще, по словам библиотекаря, никогда книги долго не залеживались и постоянно переходили из одних рук в другие…

За второе полугодие 1906/7 уч[ебного] г[ода] в пользу товарищеской библиотеки снова был произведен сбор. Но этот сбор не был достаточно настойчивым, так как около этого времени было много других сборов, и потому он дал очень небольшую сумму. Всего было собрано 4 р. 79 к. Кроме того, от сбора на обще-семинарскую организацию (было собрано 17 р.) в товар[ищескую] библиотеку поступило 7 руб. (остальные пошли для своей цели). Итого в кассе составилось 11 руб. 79 коп. Часть этих денег была израсходована на приобретение следующих книг:

         Политическ[ая] экономия Богданова^[61] _______________57 к.

         Мировые загадки Геккеля^[62] ________________________72 [к.]

         Журнал «Будущее»^[63] ______________________________2 [р.] 50 [к.]

         Почтовые расходы _______________________________15 [к.]

         Михаил, арх[имандрит]. Свобода и христианство^[64] ____1 [р.] 50 [к.]

         Переплет Богданова и Геккеля _____________________60 [к.]

         _________________________________________________________

         Итого 6 р. 4 к.

В кассе библиотеки осталось после того 5 р. 45 к.

Они не в далеком будущем, вероятно, также будут израсходованы для пополнения библиотеки.

В заключение этого пожелайте, товарищи: «Да процветает товарищеская библиотека». Берегите только, товарищи, эту драгоценность от всеразрушающего инспекторского произвола. Не подавайте поводов к отыскиванию следов в библиотеке нашей семинарской инквизиции и она — библиотека — будет сохранена, она будет процветать. ||

ИЗ БЕЛЛЕТРИСТИКИ И Т. П.

НАКАЗАННАЯ НЕЛОГИЧНОСТЬ       

Недавно известный духовный публицист архимандрит Михаил^[65] выслан из Петербурга — за принадлежность к так называемой «Народно-социалистической партии»^[66]. По этому поводу в некоторых сантиментальных кругах поднялись охи и вздохи. Но не охи и вздохи, а соболезнования к «борцу за свободу» нужные рассуждения, что, как и почему это случается. Стоя на пролетарской точке зрения, на точке зрения классовой борьбы, мы и не думаем этому удивляться. Равным образом мы не думаем удивляться или негодовать тогда, когда как курские дворяне или иные стали сбрасывать с себя «прогрессивную» шкуру и показались пред добрыми людьми тем, чем они и были на самом деле, т[о] [есть] крепостниками. Мы разумеем то, как дворяне начали выгонять из своих клубов даже «кадетов». Что же? Разве иначе могло быть? Подобало исполниться всему написанному классовых интересах… Было бы страннее, если бы подобных фактов не случилос[ь]. Это значило бы, что Маркс не прав! Нет-с — вы этого не докажите… Что касается архимандрита Михаила, то он забыл изречение народной мудрости: «на чьих санях сидишь, тому и песенку пой». Он сидит ведь на «санях правительства», ибо институт монашества существует милостью монарха, чтобы были надежные «молитвенники» о земном престоле пред небесным. Но Михаил запел песенку совсем не из той оперы. Правда его «песенка» была мелкобуржуазного характера, потому что — что такое все эти «христианские», «государственные», «народные» и иные «социалисты»? Это попытки великий и мощный поток пролетарского движения направить по кой-каким сомнительным каналам и тем ослабить силу великого потока. Но все же в песенке Михаила встречается слово «социализм», и таких песен монархи недолюбливают. Итак, поделом, «не в свои сани не садись». Пусть сантиментальные «идеалисты» жалеют, что «благородные порывы» разных архимандритов встречают противодействие. Марксист и не думает жалеть о чем-нибудь в этом деле. Скажу даже более: он почувствует некоторое удовлетворение, что даже в мелочах подтверждается его теорией «класс против класса». В этой заповеди весь закон и пророки^[67] настоящего социализма. Пусть социалисты-революционеры мечутся беспомощно между Сциллой исторического материализма и Харибдой слащавого идеализма, пусть они верят в силу «идей» у курских дворян и в благотворность мелкобуржуазных начинаний архимандрита Михаила… Кто стоит на точке зрения классовой борьбы — тот не уповает на князи, на сыны человеческие^[68]. Тот уповает на железные мышцы и стальные нервы пролетариев, которые приводятся в движение опять-таки не «идеями», а беспощадным «царем-голодом»^[69] — прямо или косвенно — это все равно. Мы знаем, что социальное движение || будет совершено теми, кто в нем прямо заинтересован, или, говоря по ученому, осуществится по имманентным экономике силам. Поэтому всякий, кто воображает, что он двигает социальное развитие, напоминает крыловскую муху, которая полагала, что не будь ее — не бывать бы экипажу на горе. При таком образе мысли социал-демократ потерпевшему монаху: что тебе социализм, и что ты ему? Иди погребать своих мертвецов и предоставь нам бороться за жизнь. Ты не можешь понять нашего мировоззрения и нашей этики. Ты только портишь дело своим социализмом — буржуазным — этой пародией на социализм. Ты возишься с ним, как обезьяна с чурбаном, и никто не скажет тебе настоящего приветствия…

Величие и красота пролетарских принципов видны ли вам, товарищи? Социализм есть религия борьбы. Борьба рождает силу и в борьбе сила проявляется. Он говорит буржуазии: «мы не виним тебя с точки зрения какой-то абсолютной морали. На своем месте ты только так и можешь поступать. Всяк стоит за себя: “вы за себя и мы за себя”. Ну так стойте же покрепче, пока за себя стоите; а то мы сейчас сшибем вас с ног. Мы уважаем силу, а не сантиментальную “идеологию”. Сумеете отстоять себя, выдержите наш отпор — исполать вам; мы опять до времени до поры будем гнуть свою шею для обогащения ваших карманов. Не сумеете — сторонитесь, дайте дорогу победителю, потому что “право в силе”. Вы пользовались этим правом — теперь мы будем пользоваться».

Пролетариат, как древний благородный князь, говорит своему врагу: «иду на тебя, приготовься бороться за свое. Чем упорнее ты будешь стоять за себя, тем приятнее для меня победить достойного противника». «Тяжкий млат, дробя стекло, кует булат»^[70]. Посмотрим же, кто окажется «хрупким стеклом», и кто несокрушимым булатом под тяжким млатом исторического хода вещей. Пролетариат, как древний герой, родился в борьбе, борьбой повит и в борьбе вырос, поэтому вся его идеология есть идеология борьбы. Но кому неизвестно, что, освобождая себя, пролетариат освобождает и все человечество — благодаря своему исключительному положению. Если кому-нибудь придет фантазия доказывать «пути» Промысла Божия в развитии человечества, то пусть он бросит все старые доказательства и формулирует свое доказательство так: «только Провидение могло создать такой удивительный класс, эгоистические, классовые интересы которого совпада- || ют с лучшими идеалами всего человечества». Мы знаем, что это за Провидение — это историческая необходимость… Социализм говорит мелкой буржуазии: если вы сознали шаткость своего положения, то идите к нам. Но наперед говорим вам: «отрекитесь от старого мира и отрясите его прах с своих ног»^[71], т. е. бросьте свои буржуазные симпатии и не вносите к нам разных «государственных», «церковных» и иных «социализмов». Не вливайте вино молодое в мехи старые^[72]: им не удержать его.

Еще социалисты-революционеры любят помещать на своих брошюрах в виде эпиграфа слова: «В борьбе обретешь ты право свое»^[73]. Но разве слова: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»^[74], не то же значат?

Марксисты только освободились от иллюзий. Они знают, что хорошо говорит г. Булгаков^[75] на собраниях философского общества, хорошо говорит Булгаков на эсеровских митингах, но еще лучше говорит оратор «пустой желудок». Никто, даже сам «непобедимый» Булгаков, не сравняется с ним в искусстве агитировать и «глаголом жечь сердца людей». Читайте почаще «Коммунистический манифест», это евангелие социализма, этот новый Апокалипсис, в котором германскому тайнозрителю, — не экстаз и не ангел, — а собственный гениальный ум открыл грядущие судьбы человечества, что было, и что есть, и что будет, «ибо время близко». Как для верующего христианское Евангелие, говорит он, не потеряло значения, так и это социалистическое евангелие не «устарело», чтобы не говорили В. Соловьёвы^[76], Булгаковы купно с Черновыми^[77] и др.

Итак, зачем нам эклектизм, который выхватывает «немножко из Маркса», «кое-что из Канта», «чуть-чуть из Евангелия»? Нам нужно цельное мировоззрение. Таковым является мировоззрение, соединившее в себе теории Дарвина и Маркса^[78]. Что касается дарвинизма, то только наши «ученые» — Данилевский^[79] и Страхов^[80] — эта «священная двоица», да еще наш знакомец Кудрявцев^[81], находят его несостоятельным.

Что касается марксизма, то каждый день мы видим подтверждение его. Мы уже говорили о том, как наше достохвальное дворянство быстро-быстро пошло по пути реакции. Мы можем сказать ему: «Вы, холеные косточки, российская, дворянская: где же ваша идеология? Видно, землица да поместья дороже всякой идеологии?.. Так позвольте же нам не ве- || рить в нее вовсе». Те же, кто не прочь признать кое-что из «идеологии» окажутся в затруднительном положении. Для объяснения этой «идеологии» им придется обратиться за помощью к таким понятиям, как «абсолютная мораль», «категорический императив» и т. п. рудиментам мысли, наследия метафизического периода мышления. А раз они попадут в дебри «абсолютных начал» — им никогда оттуда не выкарабкаться. Вечно их будет грызть сомнение: «Да допустима ли самая-то борьба с абсолютной, всепримиряющей точки зрения? Нельзя ли сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы? Ведь личность-то человеческая, с метафизической точки зрения, есть “самоцель” и “самодовлеюща”. Поэтому если на пути к прогрессу лежит какая-нибудь грузная буржуазная “личность” и загородила его, то отнюдь не смей ее сдвинуть: ведь она “самоцель” и “самодовлеюща”».

Вот к каким выводам можно прийти логически.

Итак, долой всеобъемлющую, но в сущности ничего кроме красивого словца не выражающую христианскую любовь! Да здравствует пролетарская солидарность интересов, которой предстоит играть громадную роль в истории человечества!

Если не все области мысли, то, по крайней мере, общественную науку и общественную этику давно пора очистить от метафизического хлама.

Экон[омический] — марксист

***

Редакция просит извинить, что журнал по технике не может удовлетворить читателя, — это случилось в силу того, что печатание было для некоторых техников впервые.

Источники

Арнольди С. С. [Лавров П. Л.] Кому принадлежит будущее. Из рукописей 90-х годов. М., 1905.

Библиотека для самообразования / под ред. А. С. Белкина и др. М., 1906.

Богданов А. Краткий курс экономической науки. М., 1897.

Бонч-Бруевич В. Д. Нелегальная поездка в Россию. М.; Л., 1930.

Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. М., 1994.

Будущее / ред. И. П. Белоконский. Харьков, 1906. No 1 (4 февраля) — 26 (10 марта).

Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по Ведомству православного исповедания за 1903–1904 годы. СПб., 1909.

Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по Ведомству православного исповедания за 1905–1907 годы. СПб., 1910.

Геккель Э. Мировые загадки. Общедоступные очерки по монистической философии. СПб., 1906.

Государственный архив Вологодской области (ГАВО). Ф. 108. Оп. 1. Д. 969; Ф. П-3837. Оп. 3. Д. 84А.

Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994.

К митрополиту Антонию // Церковные ведомости. 1906. № 1. С. 2.

Мезьер А. В. Из оков к свободе: Рассказы из истории чешского народа. СПб., 1905.

Михаил [Семенов], архим. Свобода и христианство. [Серия брошюр]. СПб., 1906.

Некрасов Н. А. Железная дорога. М.; Л., 1926.

Педагог. Гапонизация духовной жизни (из протоколов семинарского съезда) // Колокол (Петербургский). Политическая, церковно-народная и литературная газета. 1907. 29 марта, четверг (№ 351). С. 1.

Педагог. Гапонизация духовной школы // Колокол (Петербургский). Политическая, церковно-народная и литературная газета. 1907. 24 марта, суббота (№ 347). С. 1–2.

С. С. Скорбный лист духовных семинарий в 1906–7 учебном году // Богословский вестник. 1907. № 5. С. 230–246.

Сборник действующих и руководственных церковных и церковно-гражданских постановлений по Ведомству православного исповедания / сост. Т. В. Барсов. СПб., 1885. Т. 1.

Сборник товарищества «Знание». СПб., 1906. Кн. 9.

Собрание сочинений кн. П. Крапоткина / пер. с англ. Вл. Кауфмана. СПб., 1906.

Соловьёв Е. А. Очерки по истории русской литературы XIX века. СПб., 1902.

Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений. СПб., 1906. Т. 1–10.

Шавельский Г. И., протопресв. В школе и на службе. Воспоминания. М.; Брюссель, 2016.

Литература

Воронцова И. В. «Свободное христианство» епископа Михаила (Семенова) и «социальные программы» 1905–1915 гг. // Гуманитарные науки в Сибири. 2013. № 2. С. 152–156.

Воронцова И. В. Священник Г. С. Петров и его «дело»: процесс над церковным публицистом 1906–1907 гг. // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2018. Вып. 85. С. 11–29.

Головушкин Д. А. Апостол XX века. Жизнь и творчество о. Михаила (Семенова). СПб., 2010.

Джанибекян В. Г. Гапон. Революционер в рясе. М., 2006.

Ершов В., прот. Деятельность Общесеминарского союза // Христианское чтение. 2023. № 1. С. 322–332.

Кавторин В. В. Первый шаг к катастрофе. Л., 1992.

Костромин К. А., прот. Слово — оружие литератора: священник Григорий Петров // Коломенские чтения — 2015: сб. ст. / под ред. Е. И. Жерихиной. СПб., 2016. С. 105–136.

Костромин К. А., прот. Судьба «второго Гапона»: священник Григорий Петров в годы Первой русской революции // Петербургские чтения: материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 110-летию Первой русской революции (Санкт-Петербург, 11–13 ноября 2015 г.). СПб., 2016. С. 67–79.

Кравецкий А. Поповичи революции. Как семинаристы становились бунтарями и террористами // Коммерсантъ. 2018. 2 июня. Режим доступа: https://www.kommersant.ru/doc/3634821 (дата обращения: 01.08.2024).

Ксенофонтов И. Н. Георгий Гапон: вымысел и правда. М., 1996.

Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс: православное сельское духовенство во второй половине XIX — начале XX вв. М., 2002.

Макаров А. Ю. Церковно-просветительская деятельность священника Григория Петрова в 1891–1908 гг. // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2021. № 3 (8). С. 249–256.

Манчестер Л. Поповичи в миру: духовенство, интеллигенция и становление современного самосознания в России. М., 2015.

Мраморнов А. И. Духовная семинария в России начала XX века: кризис и возможности его преодоления (на саратовских материалах). Саратов, 2007.

Павленко Т. А. Протестное движение учащихся православных семинарий в период Первой российской революции (1905–1907 гг.): дисс. … к. и. н. СПб., 2009.

Попова О. Д. Воспитанники православных духовно-учебных заведений во время Первой русской революции // Россия в XX веке. Реформы и революции. М., 2002. Т. 1. С. 233–237.

Розанов В. В. В духовных семинариях // Его же. Собрание сочинений. Русская государственность и общество (Статьи 1906–1907 гг.) / под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2003. С. 448–450.

Розанов В. В. К оздоровлению церковной школы // Его же. Собрание сочинений. Русская государственность и общество (Статьи 1906–1907 гг.) / под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2003. С. 441–444.

С. Н. Булгаков: Pro et contra. Личность и творчество Булгакова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология / сост. И. И. Евлампиев. СПб., 2003. Т. 1–2.

Сушко А. В. Духовные семинарии в России (до 1917 г.) // Вопросы истории. 1996. № 11– 12. С. 107–114.

Титлинов Б. В. Молодежь и революция. Из истории революционного движения среди учащейся молодежи, духовных и средних учебных заведений. 1860–1905 гг. Л., 1924.

Ушаков А. В. Движение учащихся духовных семинарий России в конце XIX — начале XX веков // Вестник МГПУ. Сер. «Исторические науки». 2011. № 2 (8). С. 9–14.

Ферапонт (Широков), иером. Развитие среднего духовного образования в Вологодской епархии во второй половине XIX — начале XX вв.: дисс. … к. богосл. СПб., 2021.

Фирсов С. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х — 1918 гг.). М., 2002.

Фирсов С. Л. К вопросу о церковном реформаторстве начала века: штрихи к портрету старообрядческого епископа Михаила (Семенова) // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX–ХХ вв. СПб., 1999. С. 322–332.